Предлагаем вашему вниманию фрагмент из произведения «Любовь, объятая пламенем». Заслуженный учитель РСФСР Я.К. Занкиев воспитывал в своих учениках высокую нравственность, гражданскую позицию, правдивость и доброе отношение к людям. Человек чести и совести, он никогда никому не причинил зла, оставлял добрый след в душе каждого, с кем доводилось общаться хотя бы раз. Будем достойны памяти Якуба Камалиевича Занкиева, будем брать с него пример, следовать его принципам и заветам.  

Занкиев Якуб

Любовь, объятая пламенем

Отрывок из романа

Забота о школе после отъезда Зиннура легла на плечи Гульсины. Лучших колхозных коней и непокорного школьного жеребца забрали на фронт. Старика Хамита назначили школьным завхозом вместо Ахмадуша. Воду ли, дрова ли, все теперь приходится возить на быке по кличке Пегий. Быки очень плохо поддаются дрессировке, по упрямству могут превзойти ишака. Тысячу потов прольешь, пока приучишь его к упряжи. Заупрямится – встанет, как вкопанный. Но ничего, мало-помалу старик Хамит нашел с Пегим «общий язык». Недаром говорится, на злых воду возят! Водовоз из быка никудышный… Уж больно берег крут у Иртыша. Сколько раз рогатая животина подводила именно здесь! Старик гладил быка по бокам, сеном угощал, ничего не помогало. Махнув рукой, решил выпрячь быка и самому встать на его место. Ну не поднималась рука, не мог взять рогатину да проучить упрямца, печально смотревшего на него скорбными глазами. Старый Хамит утирал нечаянные слезинки: «Проклятая война! Хоть бы животных не заставляла мучиться. Наступят ли когда-нибудь мирные дни, о, всевышний?» Тяжелая работа в  зимнюю стужу быстро дала о себе знать. Напомнила о себе старая болезнь, Приступы кашля изматывали. Нурия жалела отца: «Может, оставишь эту работу, ата? Может, на твое место найдутся люди помоложе?» Но тот не соглашался: -Нет, дочка, все мужчины на фронте кровь проливают, как я буду отлеживаться на печи? Паек вон дают, хоть и маленький. Какая ни есть добавка к домашней похлебке. Пока есть силы, хочу немного помочь. Нурия тоже не могла похвастаться своим положением. После тех памятных событий в наказание за непокорность Хайруш поставил на заготовку дров, а это самая трудная работа в колхозе. Вроде на месяц только брали, а пришлось провести в лесу всю зиму. Неделями жили в тайге, не видя бани. В больших залатанных мужских пимах, холщовых штанах навыпуск, по пояс в снегу – целыми днями в лесу. В школе места для Нурии не нашлось, учительница родного языка Фаузия апа вернулась на свою должность. В общем, Хайруш, пользуясь положением, старался согнуть ее коромыслом, поручая самую-самую трудную работу. Все терпели ради победы. И школьники, и учителя трудились в колхозе. Особенно тяжело было педагогам без топлива. Остались только приятные воспоминания о том времени, когда Зиннур абый организовывал коллективную заготовку дров. Да, тогда не было войны. А сейчас? Душа переворачивается при виде замерзших, свернувшихся в комочек учащихся. В классах холодно. Чернила, приготовленные из сажи на водной основе, замерзают – дети вынуждены держать чернильницы подмышкой. Учителя начальных классов Фарида и Амина ходят по домам тех учащихся, у которых нет одежды и валенок, закутывают их в тряпье, приносят и уносят из школы. Тетрадей нет, пишут в старых учебниках между строк.   Как бы там ни было, но школа ни на один день не закрывалась на замок. Учителя добросовестно выполняли свои обязанности. Они всегда были на посту – даже в те дни, когда из-за стужи дети не приходили в школу. Сталинские законы коснулись и школы. Опоздание на двадцать минут независимо от причины каралось – лишали пайка на муку, сажали в тюрьму. Молодая учительница Амина чуть было не попала под статью этого закона. Как всегда, утром она отправилась в школу. По дороге ее внимание привлек дом Гаян апа, из которого доносился плач ребенка. Подошла к двери – закрыто. Пока сходила к соседям, нашла ключ, прошло достаточно много времени. В доме Гаян апа сидел и плакал тот самый мальчик, что родился в самом начале войны. Старшие сестрички в школе, мать – на работе. Ребенок, увидев Амину, протянул тоненькие ручонки, пролепетал «мям-мям». Девушка, схватив ребенка, побежала к бабушке Барисе, живущей по соседству. По дороге забежала к себе домой, дала мальчонке кусочек лепешки, немного молока. Пока возилась с малышом, опоздала на урок. Туйбика моментально донесла директору школы. В ответ директор школы Гульсина произносит святую ложь: «Ой, совсем забыла, она ведь просила меня…» С этими словами направляется в класс Амины. Завидев в окно бегущую Амину, выходит в школьный коридор. Та пытается объяснить, но Гульсина ладошкой закрывает ей рот: «Скорее в класс! Об опоздании – никому ни слова!» Это событие надолго запомнилось Амине. Голодный плачущий ребенок, стрелки часов, показывающие тридцать минут… Сколько раз видела один и тот же сон: бежит, бежит, никак не может добежать к началу школьного урока… Сколько раз просыпалась она в холодном поту… Ребята старшего школьного возраста с началом учебного года не оставили работу в колхозе. Уроки сокращены, дети, учителя – все на зернотоку. Нетрудно понять, что было на уме у детишек в старых отцовских телогрейках, подпоясанных веревками. Все они мечтали о скорейшем окончании войны, проклинали ненавистного Гитлера. Рустам, сын Наубахар, заснул во время работы на молотилке, упал с лошади. Несколько суток мальчик пролежал без сознания. Туктабика все время находилась рядом с больным, не уходила к себе даже ночевать. У ребенка оказалось сотрясение мозга. Придя в сознание, побледневший и исхудавший мальчик посмотрел в окно, тяжело вздохнул, затем произнес: -Эх, тетя Туктабика, если бы не этот кривоглазый Гитлер, я бы тоже играл на улице. Девушка крепко обняла его, со слезами прижала к груди. Она была рада, что больной пришел в сознание: -Да, да, мой маленький, этот злодей всех нас сделал несчастными. Беда одна не ходит. После Рустама несчастье случилось с братом Тансылу Речапом. Когда он подавал сноп в молотилку, зацепило  рваный рукав и всю левую руку. На душераздирающий крик сбежались люди. Рука была оторвана, висела в рукаве, а сам подросток без сознания лежал на земле. После этого вся работа на току легла на плечи слепого Малика, Хасан-ака и Хусаин-ака. Нурия, отлучившаяся на несколько дней помыться в бане и сменить одежду, навестила молодых учительниц, подруг Камилю и Туктабику. Письма с фронта зачитаны до дыр, но их перечитывают вновь и вновь. Амина сочинила для мужа песню: Тверда земля на берегу, Где сею я пшеницу. Надеждой тешусь, письма шлю, Тебе, родному, в даль чужую. Муж тоже в каждом письме отправляет Амине стихотворные песенные строчки. Облака, облака голубые, Плывите, налившись снегами. Тоскую, тоскую вдали, Но сердцем, родная, я с вами. Через некоторое время после этого письма пришло известие: «Пропал без вести». Супруга не поверила. «Наверно, перепутали. Он и во сне мне часто снится, жив, здоров, даст аллах, вернется», – успокаивала она сама себя. От Зиннура письма приходили редко. В каждом письме он писал о скорой победе, о своем возвращении домой. Нурия прочитала очередное письмо и побежала порадовать родителей Зиннура. Жди меня, и я вернусь, Только очень жди! Жди, когда наводят грусть Желтые дожди… Девушка почувствовала нестерпимую тоску по своему Зиннуру, читая незатейливые строчки его стихотворения. «Пусть будет проклят этот враг, скольких людей он сделал несчастными!» Долгими зимними вечерами женщины собираются вместе, вяжут носки, рукавицы, штопают прохудившуюся одежду. Вместе горе легче пережить. Они старались не оставить без внимания семьи, получившие черные бумаги. Бабушка Ымсынай проводила на войну четверых сыновей, а потом получила четыре похоронки. Когда шли мимо ее дома, обязательно заходили, узнавали, как живет. Амина решила сегодня после уроков зайти к бабуле. Не обращая никакого внимания на вошедшую, бабушка продолжала свое дело. Надела наволочку на подушку, потом прижала ее к груди, называя имя то одного сына, то другого. Потом положила в колыбельку и стала качать: «Спи, мой маленький, усни, глазки закрывай, спи, моя звездочка, бай, бай…» Видимо, сердце матери, потерявшей четырех красавцев-молодцев, не выдержало. Она тронулась рассудком. Амина стояла, кусая губы, глотая слезы, не знала, что сказать сошедшей с ума старой женщине. А Ымсынай-эби, оставив люльку, быстрым шагом подошла к казану, налила воду, спохватившись, начала искать спички, которых нет. «Басыйр мой, Шакир мой скоро придут, а у меня и обед не готов», – приговаривала она. Затем, не зная, что делать, в замешательстве остановилась. В этот миг, кажется, к ней вернулся разум, она прошла к саке, присела на краешек и заплакала: «Милая Аминакай, мои кровиночки, мои деточки ведь погибли…» Амина не нашла слов утешения. Мать снова взяла на руки подушку, чтобы покормить грудью «ребенка». Молодая женщина побежала прочь из хаты. Плача, она добежала до медички и привела ее с собой. Ни одно лекарство не помогло горю матери. Свалившееся на плечи несчастной женщины неподъемное горе свело ее в могилу.